Лишние метры
Это был особый день для жильцов маленькой коммунальной квартиры. Евдокия Ивановна устраивала прощальное застолье для своих соседей. Более двенадцати лет прожили они бок о бок и, как это не покажется странным, ни разу серьёзно не поссорились. Этот феномен можно было объяснить покладистым характером и самой Евдокии Ивановны, и её соседки Раисы Семёновны, которые сумели не доводить отдельные разногласия до конфликтов. К тому же муж Раисы Семёновны, Натан Ильич, так же, как и Евдокия Ивановна, воевал и был ранен под Кенигсбергом, что не могло не вызвать у них чувство солидарности и взаимной симпатии. У Евдокии Ивановны не было своих детей. Совсем юной девчонкой Дуся попала на фронт, где была сестрой в полевом госпитале. Там она безумно влюбилась в своего начальника. Роман продолжался до конца войны, после чего любимый человек вернулся к своей семье, а Дуся так и не смогла его забыть и осталась одна. Как участница войны, имеющая боевые награды и ранения, она получила пятнадцатиметровую комнату в трёхкомнатной квартире. Остальные две комнаты достались участнику войны Натану Ильичу с семьёй. Натан Ильич преподавал фортепьяно в музыкальном училище, а Раиса Семёновна – сольфеджио в музыкальной школе. И Дуся испытывала глубокое уважение к ним, как к служителям искусства. А сына соседей Илью, который все эти годы рос у неё на глазах, она очень любила, баловала и прощала все его детские шалости. Илья отвечал ей взаимностью. И родители могли при необходимости спокойно оставить ребёнка на попечение доброй тёти Дуси. У мальчика рано проявились незаурядные музыкальные способности, и он успешно занимался по классу скрипки в музыкальной десятилетке. К двенадцати годам он уже принимал участие в нескольких престижных конкурсах. Ему приходилось много заниматься дома, и только у тёти Дуси хватало терпения выдерживать его многочисленные экзерсисы. Но надо признать, что ни он, ни его родители никогда не позволяли себе шуметь, когда Дуся спала после ночного дежурства. Но неожиданно в жизни Евдокии Ивановны произошли серьёзные изменения. Её разыскал фронтовой друг, который после смерти жены остался один. Прежние чувства вспыхнули с новой силой. После полугода встреч и сомнений они решили узаконить свои отношения. И вот теперь Евдокия Ивановна перебиралась к мужу и оставляла свою комнату. Это обстоятельство вызвало у соседей серьёзное беспокойство. Они сознавали, что шансы заполучить эту комнату ничтожно малы, а вероятность заселения её скандальными соседями, наоборот, довольно велики. Когда стало ясно, что Евдокия Ивановна покинет квартиру, все друзья стали убеждать Натана Ильича активно заняться вопросом расширения жилплощади. Не выдержав давления со всех сторон, он отправился на приём в жилищный отдел исполкома. Как он и предполагал, там его не стали слушать. Возмущённый чиновник в жёсткой форме напомнил ему, что уже сейчас семья Натана Ильича из трёх человек имеет две комнаты общей площадью 28 квадратных метров, а по нормам им причитается всего 18 метров. Это значит, что у них 10 квадратных метров лишних. А в это время тысячи семей вообще не имеют жилья и годами стоят на очереди, чтобы получить хоть какую-нибудь комнатёнку. Уходя, Натан Ильич услышал, как чиновник сказал своей секретарьше: -Совсем люди совесть потеряли. Просто с жиру бесятся! Десять дней после отъезда Евдокии Ивановны прошли в напряжённом ожидании. Наконец, в квартире появился невзрачный немолодой мужчина и объявил, что у него есть ордер на освободившуюся комнату. Натан Ильич любезно поздоровался с новым жильцом, представил ему всех членов семьи и пригласил его в квартиру. Тот в ответ буркнул, что его зовут Фёдором Игнатьевичем, и по-хозяйски принялся осматривать комнату, кухню и служебные помещения. Сразу же указал место, которое он намерен занять на кухне, а также полки в кладовке. Затем объявил, что проведёт ремонт своей комнаты. Илье новый жилец сразу не понравился, особенно колючий взгляд его светлосерых глаз, вмятина на лбу, и редкая прядь волос, старательно начёсываемая на облысевший лоб. А также ощущение какой-то общей несвежести. В первый же выходной день жилец пришёл опять, быстро и ловко побелил потолок, переклеил обои, покрасил подоконники, двери и полы. Восхищённая его работой, Раиса Семёновна сказала мужу, что новый жилец – настоящий мужчина, и кое-кому не мешало бы у него поучиться. Вскоре новый жилец въехал к себе в квартиру. По этому случаю соседи пригласили его на обед. Сначало застолье проходило в спокойной дружелюбной атмосфере. Жилец с удовольствием ел все блюда и похваливал хозяйку. Он с гордостью сообщил, что работает сантехником в исполкоме, мол сам он из крестьян, во время войны партизанил и при прорыве блокады был контужен и ранен в голову. Теперь из-за этого у него частенько болит голова. Врачи категорически запрещают ему пить спиртное, но он плевал на их запреты. Пил и пить будет. В подтверждении своих слов он тут же опрокинул очередную рюмку. После нескольких рюмок водки он вдруг как-то быстро опьянел. Лицо его побагровело, глаза налились кровью, лоб покрылся капельками пота. Он стал кричать, что ненавидит этих белоручек, недорезанных буржуев, этих «Ташкентских партизан». Не зря во время войны появился приказ Пономаренко, запрещающий принимать их в партизанские отряды. У нас их сразу расстреливали на месте. Оскорблённый Натан Ильич заметил ему в ответ, что лично он воевал в рядах Красной Армии, был награждён боевыми наградами, а не какими-то побрякушками, а вот почему уважаемый Фёдор Игнатьевич оказался не в действующей армии, а на оккупированных немцами территориях, следовало бы выяснить. Сосед вскочил, зарычал и попытался дотянуться до стоящей на столе бутылки, но вдруг обмяк, схватился руками за голову, застонал и, шатаясь, вышел из комнаты. С тех пор отношения между соседями стали, мягко говоря, натянутыми. Уже на следующий день Фёдор Игнатьевич заявил, что, когда он возвращается с работы домой, он не потерпит никакого шума. Поэтому Илья и его родители могли заниматься музыкой только в отсутствии соседа. Обычно он уходил рано и возвращался поздно вечером, и Илья успевал к этому времени сделать все уроки. Но когда сосед являлся домой, все старались не выходить из своих комнат. Если он бывал трезв, то вёл себя относительно спокойно. Как правило, ничего не варил, ел всухомятку, предпочитая сало с луком или калбасу. Но приходя в подпитии, он начинал безобразничать, ломиться к соседям, горланить песни, портить продукты, если соседи не успевали забрать их из кухни. Очень часто он забывал закрывать краны и несколько раз устраивал в квартире потоп. А в кухню, ванную и туалет после его дебошей зайти было страшно. Убирать же в квартире он даже и в трезвом состоянии не собирался. Жизнь его соседей превратилась в сущий Ад. Куда только не обращались они с жалобами на буйного соседа, ничто не помогало. В отделении милиции им доходчиво объясняли, что при такой преступности, какая существует в городе, заниматься ещё и квартирными склоками они не могут. И рекомендовали обратиться к участковому. А участковый, который был собутыльником Фёдора Игнатьевича, эти жалобы аккуратно подшивал, разводил руками и говорил, что, поскольку следов побоев нет, то реально сделать он ничего не может. И сообщал о жалобах своему приятелю, что вызывало у того ещё большее озлобление. В исполкоме, где они умоляли дать им отдельную квартиру даже с меньшей жилплощадью в любом районе города, их слушать вообще не хотели и рекомендовали обратиться в бюро по обмену жилплощади. Но кто захочет жить рядом с пьяницей и дебоширом? Раиса Семёновна была согласна перебраться даже в отдельную однокомнатную квартиру, лишь бы быть подальше от ненавистного соседа. Однако уже сосед не хотел перезжать из центра города в микрорайон, пусть даже в отдельную однокомнатную квартиру. Других вариантов, которые бы устраивали все стороны подобрать не удавалось. Этот кошмар продолжался около года. Однажды Илья вернулся со школы. Как всегда, родителей дома не было, в квартире было тихо. Обычно в это время сосед был на работе. Илья решил воспользоваться благоприятной ситуацией и основательно позаниматься музыкой. Ведь приближался ответственный конкурс, а программа была ещё не подготовлена. Он достал скрипку и принялся играть. Звуки музыки разбудили соседа, который отсыпался после тяжёлого запоя. Он с трудом поднялся и посмотрел на часы. Рабочий день уже перевалил за середину. Фёдор Игнатьевич пытался сообразить, что теперь можно предпринять, но голова раскалывалась на части, тошнило, и он никак не мог собраться с мыслями. Поискал глазами выпивку, но кругом стояли только пустые бутылки. А тут ещё эта проклятая скрипка. Её звуки, как раскалённая игла, вонзались в мозги. Ему казалось, что, если это не прекратится, он умрёт. Дикая ярость овладела Фёдором Ильичом. Он схватил валявшуюся на столе опасную бритву и ринулся к соседям. Мальчик стоял к нему спиной, целиком погрузившись в мир музыки. Фёдор Игнатьевич подскочил к нему и полоснул по горлу бритвой. Плохо сознавая, что совершил, он бросил бритву и пошёл прочь. Потом, словно опомнившись, быстро помыл руки и побежал на работу. Там его и арестовали. Эта трагедия наделала в городе много шума. Надо было как-то реагировать. И власти отреагировали, конечно, по-своему. Убийца был отправлен на лечение в психиатрическую клинику. Когда через полгода он вышел оттуда, ему была предоставлена отдельная однокомнатная квартира в одной из новых «хрущёвок». Родителей погибшего мальчика тоже переселили в двадцатиметровую однокомнатную квартиру в новом микрорайоне, объяснив при этом, что на двоих человек больше не положено. В ней и так лишние метры.
Copyright 2022 © Валерий Семёнович Нисневич. Все права защищены.